Паровоз втягивает состав между кажущимися безлюдными рампами и, окутавшись паром, останавливается. Дверь первого вагона открывается и из него, держа винтовки наготове, выскакивает несколько бородачей в таких знакомых и родных русских гимнастерках. Выхожу из-за укрытия и иду к ним. Внутри немного ёкает, когда они, заметив движение, целятся в меня, но, разглядев форму и погоны, опускают стволы и обращаются к кому-то внутри вагона. Через секунду рядом с ними возникает фигура знакомого уже командира 42-го Сибирского стрелкового полка полковника Степаненко, приветственно машущего рукой.

— Отбой тревоге! Свои! — Оборачиваюсь назад и кричу Пепеляеву. — Анатолий Николаевич, встречайте своё любимое начальство!

Двери теплушек и ворота складов распахиваются почти одновременно, с обеих сторон вываливают бойцы и начинается радостный гомон братьев по оружию. Тем временем вместе с Пепеляевым подходим к полковнику, стоящему в окружении своих штабных.

— Здравия желаю, господин полковник! — Поздороваться у нас с штабс-капитаном получается одновременно.

— Здравствуйте, господа офицеры! Молодцы, нет слов! Учудить такое!.. — Командир полка широко улыбается, затем переходит на более серьезный тон. — Денис Анатольевич, во исполнение приказа генерала Келлера полк прибыл занять город и организовать оборону. Со мной два батальона, через четверть часа подойдет второй эшелон. Разгружаемся и тут же отправляем составы обратно. Следом за нами должна быть вся дивизия!

— Петр Максимович, пройдемте в «штаб», там все захваченные у германцев карты, где вся их оборона вплоть до последнего отхожего ровика обозначена. — На правах хозяина приглашаю сменщиков в более комфортные условия. — Там и обсудим наши дальнейшие действия…

Еще недавно пустынная станция наполняется деловым многолюдием, организованной суетой и командами унтеров и ротных командиров. Пережидая прохождение одной из рот, цепляюсь взглядом за свой броневагон, возле которого толпится любознательный народ, и останавливаюсь, как вкопанный. Ну, засранцы!.. Нет, блин интересно, это кто такой смекалистый нашелся?.. На борту поверх камуфлированной окраски свежими, еще не подсохшими белилами чуть наискось сделана надпись «Неуловимый мститель». И ниже, шрифтом помельче, — «1-й отдельный Нарочанский батальонъ»…

Часть 16

В ожидании гансов успеваю, не торопясь пройтись по улочке, примыкающей к блок-посту, внимательно глядя по сторонам. При тщательном осмотре, конечно, многое стало бы заметно, но во время боя, думаю, немцы не будут уж столь наблюдательны. Ничто так не радует солдата, как вид убегающего от него противника.

Примыкающие проулки чуть поодаль перетянуты колючей проволокой с маленькими, но довольно опасными сюрпризами. Так что двигаться им придется только вперед…

— Вашбродь, белый флаг! — От раздумий меня отвлекает посыльный. — Три человека у леса. Офицер, трубач и этот, с простынкой.

В подтверждение его слов издалека доносится звук трубы. Да, не Армстронг, конечно. Ну, пойдем пообщаемся с герром официром… Заметив ответное размахивание белым полотнищем, немцы начинают движение. Шагаем им навстречу, выбирая темп так, чтобы встретиться у остатков завала…

Воронка, всё еще дымящиеся и воняющие гарью головешки, торчащие в разные стороны обрывки колючей проволоки… Подходящий фон для светской беседы. Но вежливым, всё же, быть придется. Французское Noblesse oblige, будь оно неладно, или, чтобы немцам было понятней, «Adel verpflichtet». Хотя, по нынешним временам вовсю уже действует британский принцип «Джентльмен — хозяин своего слова, захотел — дал, захотел — взял обратно». Неуютненько как-то стоять вот так у всех на виду. Даже зная, что сзади тебя прикрывает группа «кентавров» с мадсенами и подозревая, что у моих сопровождающих из этого же племени есть четкие указания Дольского насчет доставки моей тушки обратно обязательно в живом виде. Ладно, мандраж в сторону, гансы уже в пяти шагах…

— Капитан Гуров, командир сводного отряда. — Представляюсь первым, как младший по званию. Или как более воспитанный и вежливый.

— Оберст-лёйтнант фон Беккенбах, командир полка. — Торжественно выдает в эфир главный немец со всеми присущими ему качествами германского офицера — торчащими верх усами а-ля кайзер, поблескивающими под козырьком очками и огромным высокомерием. Сопровождающий его лёйтнант сохраняет молчание и невозмутимость египетской мумии. Что, в принципе, понятно — мелким слово не давали.

— Готов Вас выслушать, герр оберст-лёйтнант. — Пора переходить к делу, а не тянуть резину.

— Герр гауптман, не скрою, Вы удачно провели операцию по захвату города. — Оберст холодно смотрит на меня. — И даже смогли до сего времени его удержать в своих руках. Но основной причиной тому, как я думаю, — объективные задержки, связанные с нарушением связи между штабами. Теперь же всё командование вплоть до корпусного знает, что Барановичи захвачены небольшим подразделением русской армии, и выбить его оттуда особого труда не составит.

— Простите, герр оберст-лёйтнант, но до сих пор все попытки германской армии сделать это закончились неудачей… И с чего Вы вдруг решили, что численность отряда невелика?

— Если бы у Вас под рукой было больше солдат, они бы сейчас копали окопы, стараясь создать хотя бы одну линию обороны. Вы же удовлетворились тем, что перегородили дорогу вот этой кучкой дров, которая сейчас догорает, и спрятались за мешками с землей. — На лице ганса расцветает надменно-презрительная улыбка. — До сих пор Вы, герр гауптман, воевали с неполным батальоном пехоты и двумя-тремя эскадронами кавалерии. Действовавших, замечу, без поддержки артиллерии. На первых порах Ваши хитрости с лесными засадами удавались, но всему на свете приходит конец. Теперь у нас достаточно и живой силы, и пушек, чтобы уничтожить вас.

— Вы готовы пустить в ход артиллерию? — Делаю нарочито-задумчивый вид. — Даже не предоставив мирным жителям времени покинуть город согласно Конвенции? Нет, я понимаю, что их судьба Вас не волнует. Придется, как и обещал, рассредоточить пленных по улицам. Пусть они, привязанные как бараны, к столбам и заборам, наблюдают, как их расстреливает германская артиллерия. У тех, кто выживет и вернется домой, будет о чем рассказать близким.

— Этот вопрос находится вне моей компетенции! Уверен, что Его Высочество принц Леопольд Баварский примет правильное решение! А я, как солдат, исполню приказ!.. — Немец отвечает чуть громче и резче, чем следует, но затем меняет тон. — Я не предлагаю Вам сдаться в плен, по-моему, это — бессмысленно. Но есть и другой выход из сложившейся ситуации. В древнем китайском трактате «Искусство войны» есть понятие «золотой мост». Вы понимаете, о чем я говорю?

Утвердительно киваю в ответ, Сунь-цзы в первоисточнике не читал, но откуда ветер дует — догадываюсь. Интересно, какими плюшками нас заманивать будут?..

— Так вот, мы предоставляем Вам возможность беспрепятственного выхода из города с личным оружием и не будем организовывать преследование в течение двух часов. Я даю Вам слово германского офицера!.. Вы же должны оставить в неприкосновенности все склады, естественно, на момент нашей договоренности. И, самое главное, — вернуть захваченные знамена!.. В этом случае мы даже закроем глаза на то, что из сейфов интендантов и генерала Войрша исчезнет… скажем, некоторая сумма…

Пока обдумываю, какими вежливыми словами послать этого придурка по натоптанному пешеходному маршруту в Страну Секса, Её Величество Судьба дает мне подсказку. Слева от нас, в болоте слышатся пулеметные очереди, сопровождаемые хаотичной трескотней винтовок. Немцы дергаются, но, глядя на появившийся в моей руке люгер, застывают в почти одинаковых позах, разнятся только лица. Испуг у трубача, растерянность и непонимание у лёйтнанта и неприкрытая досада на мордочке у оберста. Оба моих сопровождающих уже в положении «с колена», ствол влево, ствол вправо, осматривают сектора обстрела, справедливо полагая, что с двумя-тремя тушками в шаге от себя я и сам справлюсь. Не заметив ничего подозрительного, поднимаются, но оружие остается «на изготовку».